Девушка обнаружилась на том же самом месте, да вот только она оказалась не одна. Подле неё сердито мяла перчатки пухленькая дама лет тридцати. Она сверкала зенками и что-то яростно тараторила подведёнными кармином губами. Елизавета отвечала ей не менее яростно. Её глазки тоже метали молнии, а грудь бурно вздымалась.
Вокруг женщин уже образовалось свободное пространство, а близко стоящие гости прислушивались к их ссоре. Однако большая часть людей не замечала того, что происходит в углу холла, поскольку голоса ссорящихся женщин заглушали громкие разговоры прочих гостей.
Я двинулся к дамам. И тут вдруг пышка швырнула перчатку в лицо разрумянившейся Елизавете, заставив ту оторопело округлить глаза.
— Дуэль! — ахнула рядом со мной темноволосая девушка. — Теперь эти сударыни должны будут выставить защитников своей чести.
— Орлова непременно назначит Якова Пацци. Он её давний поклонник, маг ветра и известный бретёр, — с уверенностью произнёс кавалер девушки. — Говорят, что он приехал в Россию как раз из-за того, что в Европе был весьма усерден по части дуэлей. За ним тянется шлейф из побед.
— А кого выставит Елизавета Романова? Она же вдова, как и Орлова, но, в отличие от неё, Романова играется со своими поклонниками, а когда они надоедают ей, то она бросает их, точно сломанные игрушки. Вряд ли кто-то из них захочет биться с самим Пацци.
Глава 17
Выглядывая из-за плеча того самого кряжистого старика-военного, я вдыхал запах нафталина и задумчиво смотрел на вдовушек, которые продолжали шипеть друг на друга. К сожалению, на таком расстоянии слов было не разобрать. Однако перекорёженные гримасами гнева холеные лица и пылающие яростью глаза замечательно иллюстрировали взрывоопасную ситуацию. Воздух буквально наэлектризовался. Казалось, что сейчас лопнут лампочки, а от разгневанных женщин посыплются жгучие искры. И вот извечный вопрос — что делать? Свалить по-тихому или вмешаться? Ну, скандалы мне не нужны, однако на Елизавету у меня грандиозные виды. Если всё правильно сделать, то она поможет мне легализоваться в дворянском обществе Петрограда, да и через неё можно познакомиться со многими аристократами. И сейчас просто невероятный шанс привязать её к себе. Да, сложившийся у меня в голове план весьма рискован, но, вашу мать, как же он хорош! У меня даже сердце в груди застучало сильнее, а волоски на руках встали дыбом. Губы же сами собой исказились в хищной волчьей улыбке. Поиграем…
Мой взгляд впился в Романову, а та что-то резко прошипела и решительно шагнула к пышке. Толстушка отшатнулась, испуганно прижала руки к внушительной груди и визгливо заголосила:
— Сударь Пацци! Где вы? Мне безотлагательно нужна ваша помощь!
— Я здесь, прекрасная донна Орлова! — с итальянским акцентом произнёс смуглокожий поджарый мужчина лет тридцати пяти.
Он вышел в круг и встал подле довольно улыбнувшейся пышки. Его худощавое лицо с острыми чертами и бородкой-эспаньолкой выражало непоколебимую уверенность в собственных силах. А тёмные глаза-маслины сверху вниз высокомерно уставились на Романову, которую буквально затрясло от злости. Будь у неё в руках шило, то она бы в припадке гнева могла пронзить им выпирающий кадык итальянца. Впрочем, Елизавета вполне была способна и какой-нибудь энергоструктурой приголубить его. Но она лишь сжала ручки в кулачки и мазнула ищущим взглядом по физиономиям мужчин. Кто-то из дворян опускал глаза, а кто-то злорадно усмехался.
Взор девушки на пару секунд остановился на мне, но потом побежал дальше. Она не видела в зелёном юнце своего защитника. Однако у меня были свои планы.
— Простите, — бросил я старику-военному, решительно отодвинул его со своего пути и двинулся к удивлённо вскинувшей брови Елизавете Васильевне.
Я шёл уверенно, как айсберг, потопивший не один «Титаник». А люди вокруг зашептались, глядя на меня.
— Сударыня, вы позволите мне стать защитником вашей чести? — галантно произнёс я, почему-то заложив левую руку за спину. В фильме, что ли, каком-то видел нечто подобное?
— Юноша, вы так сильно хотите покинуть этот мир? — проквохтала Орлова, насмешливо улыбаясь. — Подите прочь.
— Я сам властелин своей судьбы, поэтому всенепременно встану к барьеру. Вы ведь вызвали Елизавету Васильевну на дуэль? Значит, её защитник имеет право выбора оружия. И я выбираю револьвер.
— Белиссимо! Прекрасный выбор, — тонко усмехнулся итальянец, отвесив мне шутовской поклон. — Мне как раз не хватает одной победы на огнестрельном оружии, дабы получилась чёртова дюжина. Что ж, назовите своё имя, чтобы я испросил у Девы Марии прощения за вашу смерть.
— Сейчас моё имя вам ничего не скажет, но после победы над вами, сударь Пацци, его будет знать весь Петроград, — дерзко ответил я и услышал вызванные моими словами восторженные шепотки.
Орлова же скорчила кислую мину и пренебрежительно бросил:
— Пришлите своего секунданта в мой дом. Вся столица знает, где я живу. И вся столица уже знает мою фамилию.
Вдова подхватила Якова Пацци под руку и потащила его прочь, явно желая оставить за собой последнее слово. Но хрен там был…
— А фамилия вашего защитника ещё и в газеты попадёт. В них же пишут некрологи? — насмешливо произнёс я, цепко держа взглядом парочку, разрезающую толпу.
Благо, Орлова не стала останавливаться, иначе на таком расстоянии ей пришлось бы кричать, как базарной бабе, а она уже взяла себя в руки и вспомнила, как ведут себя аристократы. Поэтому последнее слово всё-таки осталось за мной. Так-то, суки!
— Никита Иванович, нам тоже надо уходить. Всё смотрят на нас, точно на диковинных животных из зверинца месье Фуке, — горячо прошептала Елизавета Васильевна и настойчиво потянула меня за рукав фрака.
Я гордо улыбнулся, вскинул голову, взял девушку под руку и не спеша двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж. Гости как раз начали подниматься по ней, ведь уже скоро начнётся сеанс.
Весь народ перемешался, и обсуждения грядущей дуэли затерялись на фоне других разговоров. Однако я всё же ловил на себе искрящиеся от любопытства взгляды. Причём, большая часть из них принадлежала женскому полу. Но я держал рожу кирпичом. Дескать, меня такими вывертами судьбы не проймёшь.
— Как пить дать вскоре по Петрограду поползёт слух о юном красавце, который не побоялся бросить вызов самому Якову Пацци, — тихонько проговорила Романова, постепенно успокаиваясь. Жаркий румянец оставлял её щёчки, а глаза больше не метали молнии. — Все будут гадать кто вы и откуда. Пожалуй, я дам вам пару дней, дабы насладиться этой атмосферой, а затем… — она поморщилась, будто увидела кучку дерьма, — всё же извинюсь перед Марией Петровной. Une victoire sur soi est la plus grande des victoires (победа над собой — величайшая из побед). Вы повели себя благородно, но глупо. Пацци заправский дуэлянт. Когда вы только учились ходить, он уже стрелял из револьвера, орудовал саблей и сражался магией. Вы ему не противник. И я не хочу, чтобы он убил вас из-за моей несдержанности. К сожалению, этой клуше удалось вывести меня из себя. Противная толстуха.
— Но ежели вы принесёте извинения, то подмочите свою репутацию, — прошептал я, поднимаясь по мраморным ступеням. — Да и меня лишите минуты славы.
— Моя репутация прекрасно переживёт этот удар, — криво усмехнулась дворянка и чуть сильнее прижалась ко мне из-за того, что нас со всех сторон окружали люди.
— Что же стало причиной вашей ссоры с сударыней Орловой?
— Уж простите меня великодушно, Никита Иванович, но я не имею желания говорить об этом, — посуровевшим голосом заявила Романов и с предупреждением во взгляде посмотрела на меня.
— Ваше право. Но какой смысл молчать? Мне всё равно станет известно о причине ссоры. Лучше я узнаю о ней из ваших прекрасных уст, чем от сударыни Орловой. Мне мыслится, что обиженная женщина вполне способна кое-что переврать, выставив вас в неприглядном свете.
Романова сощурила глаза, задумчиво нахмурила лобик и вместе со мной миновала широкий дверной проём с малинового цвета портьерами, которые держали швейцары. Перед нами предстал хорошо освещённый зал с рядами мягких кресел и большим прямоугольным полотном, расположившемся на стене.